Журнал «ВОЛНА» — №26, февраль 1922 — ежемесячный орган федерации анархо-коммунистических групп. Стр. 4-5.
КРОПОТКИН и АНАРХИЗМ
Греческий философ Гераклит говорил когда-то, что „всякая гармония есть результат вечных противоречий“. Нельзя сказать, что Бытие существует или не существует. Оно находится в бесконечном потоке вечного становления, вечного созидания.
Точно также и жизнь общественная, как и жизнь каждого человека полна „трагических антитез“, ибо в этой жизни встречаются утро и полдень, и ночь. Эти исторические утра характеризуют собой различные эпохи Возрождения, когда всякая творческая личность, (а также и общество) создает в своем безудержном порыве новые ценности, пишет на скрижалях истории в своей творческой опьяняющей радости новые заповеди. Это происходит тогда, когда каждый человек чувствует себя свободным гражданином земли, когда его творческие порывы не встречают на своем пути различных преград и препятствий.
Но встречаются также в этой многообразной жизни и „исторические сумерки“, когда вся жизнь человеческая напоминает собой какой то невидимый хаос, в котором трепещет и содрогается всякая мысль, вечно ищущая свободы, света и радости; когда всякое усилие, направленное к достижению каких либо прекрасных и возвышенных целей, остается бесплодным.
В эти исторические моменты господствуют всюду бессилие, скорбь и отчаяние. И только немногие личности являются в эти моменты ярко светящимися маяками, к которым стремится каждый человек, которого житейские волны бросили в холодную бездну исторического тумана. Только эти немногие личности освещают своим божественным светом эту угрюмую и молчаливую жизнь и ведут слишком жестокую и непримиримую борьбу с окружающей тьмой, насилиеме и заблуждением.
Но уходят и эти немногие, и вся жизнь после этого является еще более мучительной и ужасной. „Любимцы богов умирают рано“, — сказал когда-то Ницше. К числу этих великих людей принадлежал и П. А. Кропоткин, всю жизнь свою посвятивший служению человечеству, великому идеалу добра и красоты. Вся его жизнь, наполненная глубоким внутренним содержанием, являлась какой-то „героической симфонией“ великой и благородной борьбы с торжествующим злом, на котором основаны все проявления нашей общественной жизни.
Его же личная жизнь могла служить самым ярким примером для всякого идеалиста, всякого апостола Правды и Добра.
Поэтому, быть может, и склонил когда-то перед ним свою гордую голову один из величайших поэтов нашего времени Оскар Уайльд. В своих тюремных записках (Deproffundis) он называет его „вторым Христом идущим из Росии“ и говорит также, что жизни более совершеннее чем жизнь Кропоткина, он не встречал никогда.
Точно также он завоевал себе самое видное место среди всех мыслителей и ученых нашего времени, ибо, обладая громадной эрудицией почти во всех отраслях знания, он устранил в отраслях знания различные глубокие аномалии и создал новую глубоко-научную социологическую систему — систему научного анархизма. Кропоткин был для нашего времени тем, кем был в свое время для классической философии Иммануил Кант.
Всякая общественная мысль, как и мысль каждого человека, имеет свою историю, переживает свою эволюцию. Элементы анархической мысли мы встречаем еще в религиозных учениях древнего востока (Будда, Чарвака, Конфуций, Лао-Дзы), в учении циников, киренаиков и стоиков (Антисфен, Диоген, Аристипп, Зенон, Эпиктет), в учении Эпикура, в раннем Христианстве, в некоторых философских системах эпохи Возрождения, в различных религиозных средневековых движениях, в учении Гельвеция, в английском утилитаризме и в утопическом социализме новейшего времени.
Если же анархический идеал не был идеалом господствующим, то это объясняется исключительно тем, что этот анархизм был слишком беспочвенным, был романтическим. Он был либо религиозным, либо схоластически-метафизическим, либо строго рационалистическим (в последнем был грешен даже Бакунин).
Вот почему анархическая мысль — этот величайший критерий для „переоценки ценностей“ не могла завоевать себе права гражданства и пальму первенства среди всех социальных наук. Если даже величайшая истина не имеет под собой научной почвы, но базируется лишь только на абстрактных, спекулятивных началах, то эта непреложная (кажущаяся) истина может обсуждаться с различных точек зрения, результатом чего и является противоположность выводов и заключений. Это было с учением Гегеля, это было с естественным правом, из которого вытекает, по мнению одних, всеобщая и индивидуальная свобода, а по мнению других — bellum omnium contra omnes (война всех против всех). Вот почему Гоббс и пришел к заключению о необходимости железной монархии, которая только и в состоянии обеспечить каждому индивидуму его естественную свободу, вытекающую из естественного права.
Среди всех анархистов продолжала господствовать вера в человеческий Разум, Добро и Справедливость, как на присущие каждому человеку душевные качества, благодаря которым и вытекает вневременная и внепространственная возможность переустройства общества на новых началах — началах „всеобщаго блага”. И эта вера продолжала господствовать и тогда, когда рушились уже основы всякого философского рационализма и социального оптимизма, когда всякая “метафизика права“ уступала место научно-позитивному мышлению и эмпирическим системам.
Вот почему и можно сказать об анархизме прошлого словами Ануицио: „Ты ветвь прекрасная, без цвета и плодов”.
Величайшая и неоценимая заслуга П. А. Кропоткина заключается в том, что он создал систему научного анархизма, отвечающего не только на вопросы жизни социальной, но охватывающего собою все проявления человеческого духа и человеческого познания и творчества. Своим глубоко-критическим умом он произвел слишком суровую, но вполне справедливую переоценку схоластико-анархической мысли, открыв анархические начала в законах биологии, антропологии, истории и зоологии.
Его учение о взаимной помощи среди людей и животных настолько научно и убедительно, что с ним не могли не согласится очень многие даже реакционные ученные — бесчисленные ученики и последователи Дарвина, сумевшего слишком подробно осветить худшую сторону жизни — борьбу за существование.
Кропоткин осветил ту сторону жизни, которая стремится к Гармонии, интегральной свободе, к Новому Возрождению человеческой жизни и общечеловеческой культуры. Анархизм, таким образом, после этой переоценки не является только философией, но является наукой, широкой и всеобъемлющей. Тот же, кто говорит в наше время о несостоятельности и ненаучности анархизма, не читал, очевидно, ничего кроме Талмуда, Корана или Евангелия.
И скептикам, и противникам анархизма Кропоткин доказал также, что анархизм стремится не к упрощению жизни, к чему стремились когда-то Ж. Ж. Руссо и Толстой, но стремится к более разумной и более высокой культуре. Анархизм имеет кое-что общее с учением Толстого и не имеет ничего общего с учением Руссо. Анархизм не декаданс, но вечный прогресс.
Если же Кропоткин и Толстой были проникнуты глубоким уважением друг к другу, то это еще не значит, что в учении великих людей нет никаких противоречий. Так, например, такие великие люди, как Байрон и Шелли, в своих социально-философских убеждениях не имели ничего общего, но дружбы более трогательной и прекрасной не встретим мы, кажется, никогда.
Кропоткин был слишком ученым, слишком оригинальным, слишком самостоятельным. И никто не служил так долго человечеству, не сделал для него столько добра, чем этот Великий Разум — творец новейшего научного анархизма, этот никем не превзойденный человек.
Евгений Долинин
Источник
скан журнала «Волна» №26, 1922г., опубликован на сайте «Вольные (А)рхивы» http://vk.com/wall-120491273_778