Кропоткин и другие политэмигранты на Итальянской Ривьере

Итальянская Ривьера у Лигурийского моря имела долгое время своей столицей Ниццу, однако с 1860 г., согласно соглашению между Наполеоном III и Виктором- Эммануилом II Ницца была передана Франции — в залог того, что эта держава перестанет поддерживать военным образом Ватикан. Таким образом было снято одно из трудных препятствий на пути включения Рима и территорий Папского государства в состав объединенной Италии, пусть и через потерю Ниццы (данный тайный сговор вызвал гнев Джузеппе Гарибальди, уроженца Ниццы).

С тех пор роль «столицы» Итальянской Ривьеры взял на себя Сан-Ремо, курортная слава которого разрасталась с каждым годом, а в особенности — после прокладки тут железной дороги в 1870-х гг. У истоков подобной славы стояли разного рода венценосные и аристократические особы [1]. Так, светская хроника повествует о том, что российская императрица Мария Александровна, урожденная принцесса Гессен-Дармштадтская, супруга императора Александра 1 , в декабре 1874 г. совершила свою первую поездку в Сан-Ремо по приглашению супруги мэра Аделии Роверицио ди Роккастероне и банкира Антония Рубино, назначенного впоследствии тут российским вице-консулом. Императрицу встречал и балтийский барон Борис Укскюль, сын бывшего посла России в Риме. Он стал вообще одним из первых иностранных гостей Сан-Ремо. Барон приехал в этот город еще в 1858 году по приглашению Аделии Роверицио ди Роккастероне, и остановился на ее вилле на холме Бериго. Укскюль сразу понял, что Сан-Ремо может стать модным курортом, и обратился к знакомому доктору Густаву Проэлю, директору санатория на целебных водах в Бад-Гаштайне, и к другим врачам немецких курортов, рассказав им о полезном для здоровья климате и пышной растительности этого места. Таким образом, он способствовал значительному росту популярности Ривьеры, тем более, что вскоре был назначен вице-консулом России, первым в этой должности [2].

Наряду с официальной Россией та же Ривьера не менее гостеприимно встречала россиян-диссидентов, боровшихся с царским строем. В первую очередь, это относится к А.И. Герцену — попытка выслать его из пределов Сардинского королевства (еще до объединения Италии) была заблокирована в парламенте, и он получил тут вид на жительство. Герою своей повести «Поврежденный» он явно вкладывает свои собственные ощущения:

Какое счастье, что есть на свете полоса земли, где природа так удивительно хороша, и где можно еще жить до поры до времени свободному человеку.

________
1 О формировании русской колонии в Сан-Ремо см. Каццола П., Моретти М. Русские в Сан-Ремо. Сан-Ремо, 2006.
2 Там же.

162

Когда душа носит в себе великую печаль, […] ему нужна и даль, и горы, и море, и теплый кроткий воздух; нужны для того, чтобы грусть не превращалась в ожесточение, в отчаяние, чтобы он не зачерствел. […]

День был удивительный, жар только что начинался, яркое утреннее солнце освещало маленький городок, померанцевую рощу и море. Пригорок был покрыт лесом маслин. Я лег под старой тенистой оливой недалеко от берега и долго смотрел, как одна волна за другою шла длинной, выгнутой линией, подымалась, хмурилась, начинала закипать и разливалась, пропадая струями и пеной, в то время как следующая с тем же важным и стройным видом хмурилась и закипала, чтобы разлиться [1].

Как бы продолжая традиции русской политической эмиграции, на Ривьере спустя почти полвека обосновался и Кропоткин. Он жил тут с 1909 по 1914 г., в местечке Бордигера близ Сан-Ремо.

Высланный из Швейцарии, Кропоткин перемещался между Великобританией, Францией и Италией.

В Локарно он подружился с врачом-итальянцем Тоньола (Tognola), и именно этому врачу Кропоткин писал из Бордигеры в декабре 1913 года на французском языке:

Que vous dire de Bordighera? c’est très beau. L’air superbe, très vivifiant, le soleil chauffe admirablement jusqu’à 4 heures, après la soirée et la nuit sont très froides… Pour les poumons je me sens bien. [Что Вам написать о Бордигере? Она очень красива. Бесподобный, очень оживляющий воздух, солнце восхитительно согревает до 4 часов, а после — вечером и ночью — очень холодно… С моими легкими я чувствую себя здесь хорошо] [2].

Редкое свидетельство о пребывании Кропоткина в Бордигере оставил итальянский писатель Джакомо-Фердинандо Натта (1892-1960), уроженец Ривьеры. Он описывает эмигранта таким образом:

Я не был лично знаком с племянником последнего князя Смоленского, главным представителем анархизма, изгнанным из всех стран, нелюбимым большевиками. Худой, высокий, подвижный как юноша, он выскакивал из дверей пансиона «Кораджо» на улицу, проходящую через сады мимо вилл, так стремительно, как будто выпрыгивал из окна. Его лицо выражало недоверие. Весь в черном, с белой аккуратной бородой. Он не выглядел барином. Когда он проходил мимо, мои глаза светились восхищением [3].

В Бордигере Кропоткин провел вместе со своей женой наполненные покоем дни, потом переехал в Милан, где встречался с товарищами по убеждению, в том числе с Гектором Модильяни. Его здоровье окрепло к тому моменту, когда к своему сожалению,

________
1 Герцен А.И. Проза. М.: Современник», 1985. С. 375 («Поврежденный»).
2 MonJada G. Kropotkin a Locarno // Il Cantonetto (Lugano), novembre 1967. P.53
3 Natta G. Questo finirà banchiere, a cura di E. Maiolino, Scheiwiller, Milano, 1984, p. 96.

163

он окончательно покинул Ривьеру в 1914 г., чтобы переехать в Великобританию, в Брайтон [1].

Тот же Натта пишет о другом политэмигранте, Георгии Плеханове. С ним писатель познакомился в Оспедалетти, маленьком курортном городке близ Сан-Ремо:

Георгий Плеханов выходил в тот час, когда уже никого не было. Его «молодая жена», как он ее называл, держала на поводке маленького бульдога, который, облаивая других собак, приводил в ярость мыслителя. […] Он был в темно сером пальто из лодена, в черной шляпе, с опущенными на глаза полями, и казался мне закрытым в очках с золотой оправой. Твердо сосредоточенный, он как будто не видел ничего вокруг себя, отправляя к черту соблазны природы. От Плеханова исходило ощущение силы и упрямства. Он шел, следуя своим мыслям о новом Порядке, питая и возбуждая их веками ненависти. Он готовил Революцию, ненависть, страх и кровь, в то время как дворянская колония предавалась сладострастным мечтаниям, усложняя и рафинируя в своей мягкотелости обессиленный скептицизм [2].

Вообще, по всей Итальянской Ривьере — от Порто-Маурицио до Сан-Ремо, Оспедалетти и Бордигеры — в начале века мы находим следы пребывания многих политэмигрантов. Они принимали участие в митингах, организованных итальянскими социалистами, аплодировали выступающим, поддерживали связь с европейскими анархистами (в Сан-Ремо — с Христофором Морено и Раффаэлле Де Лука, в Лондоне с Энрико Малатеста) и часто заезжали во Францию, где в Теуль-сюр-мэр собирались русские революционеры: Борис Викторович Савинков и Герман Александрович Лопатин, Марк Андреевич Натансон и Владимир Львович Бурцев.

Долее всех тут пробыл признанный глава эсеров Савинков, который писал под псевдонимом Виктор Ропшин3. После своей поездки в Италию в 1910 г., осенью 1911 г. он перебрался жить в Сан-Ремо. Савинков снял виллу «Вера» (виа Соларо, 4), где принимал своих товарищей по партии, эсеров, которых царская «охранка» выслеживала по всей Европе. Итальянские же агенты секретной полиции, напротив, ограничивались допросами и только в самых крайних случаях рекомендовали высылку из страны. С отъездом Савинкова из Сан-Ремо в 1913 году на Родину, последовавшим после амнистии, объявленной Николаем II в честь празднования 300-летия династии Романовых, маленькая общинка виллы «Вера» распалась.

Пройдет несколько лет, и в тех же самых благословенных уголках Итальянской Ривьеры появится новая волна политэмигрантов из России — на сей раз представителей ее поверженного «старого режима».

________
1 Tamborra A. Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917. Bari: Laterza, 1977, cap. V (Sulla Riviera Ligure), passim.
2 Natta. Op. cit. P. 97.
3 Плеханов, который находился в Сан-Ремо в то же время, что и Савинков, написал рецензию на его роман «То, чего не было» в журнале «Современный мир» (II, 1913).