Коллективистские и индивидуальные формы сельскохозяйственного труда в условиях тоталитарного строя в свете кооперативной теории П.А.Кропоткина

Труды Международной научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения П.А. Кропоткина. М., 1997. Вып. 2: Идеи П.А. Кропоткина в социально-экономических науках. С. 65–74.

В.В.Мирошников
Россия

КОЛЛЕКТИВИСТСКИЕ И ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ФОРМЫ
СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОГО ТРУДА
В УСЛОВИЯХ ТОТАЛИТАРНОГО СТРОЯ
В СВЕТЕ КООПЕРАТИВНОЙ ТЕОРИИ П.А.КРОПОТКИНА

Сочетание коллективизма и индивидуализма является необходимым элементом и даже стержнем построения общества, развития трудовой активности его членов. Это очевидно и не требует специальных разъяснений. Интересно наблюдение конкретных форм данного сочетания, присутствующего во всех сферах человеческой деятельности — промышленности, науке. Но, пожалуй, наиболее характерно оно выступает в сельском хозяйстве.

В трудах П.А.Кропоткина подробно рассматривается такой аспект человеческой деятельности, как взаимопомощь и взаимная поддержка, особенно проявляющиеся в жизни и трудовой активности крестьянства. Так, в одной из своих книг П.А.Кропоткин пишет о том, что в сельскохозяйственных и смешанных департаментах Франции «крестьяне, у которых имеются плуги и лошади, вспахивают по очереди все крестьянские поля. Кроме того, благодаря духу коммунизма* крестьяне находят разнообразную, взаимную поддержку в общественном скотоводстве, общих прессах для виноделия и других формах взаимопомощи. А там, где развита взаимопомощь, крепко держится кустарное производство» [1]. Обращает на себя внимание последнее замечание, поскольку оно затрагивает очень актуальную для нашего современного села проблему.

Подлинный коллективизм есть фактор эмансипации индивидуальности, развития личности — защиты ее от несправедливых и неправовых воздействий. В зависимости от конкретных условий возникает та или иная форма взаимодействия интересующих нас факторов, имеющая направленность на защиту и поддержку труженика-производителя и просто члена общества. И не случайной была оценка П.А.Кропоткиным кооперации, которая не сводилась к характеристике узко-отраслевого, хозяйственного содержания. В его трактовке кооперация воспринимается могучим рычагом не только экономического, но и нравственного совершенствования общества, даже орудием защиты национальных интересов [2].

Из концептуальной направленности трудов П.А.Кропоткина следует также, что кооперация воспринималась им не как насаждение сверху каких-либо порядков или форм, а как продолжение выработанных уже человечеством в течние столетий тенденций, органически влившихся в социальные отношения. Но их существование и функционирование никогда не были простыми; они всегда испытывали на себе давление хищных, эксплуататорских элементов, организаций и государственных властей. Очень часто, особенно в сельском хозяйстве, коллективные формы организации труда бывают тесно связаны или даже базируются на традициях общинности и на остатках общинной собственности. Проходя в течение веков через различные политические и социально-экономические порядки, изменяющаяся общинная собственность не всегда была синонимом пережиточности и архаизма. Сохранившиеся формы общинности тесно интегрировались со специфическими институтами сельского самоуправления, даже создавая предпосылки обогащения его новыми формами коллективного хозяйствования и собственности. Именно отмеченное обстоятельство, пожалуй, объясняет негативное в принципе отношение к ним властей тоталитарно-социалистического режима. Оно прослеживается на примере аграрной истории Польши после II Мировой войны и функционирования одной из форм коллективного хозяйствования и коллективной собственности. Это — так называемые земельные сообщества (wspólnoty gruntowe), которые представляли собой земельные массивы, как правило, монолитные, относящиеся к определенному сельскому населенному пункту. Их история уходит корнями в глубину веков. Земельные сообщества действовали в различные эпохи, при различных политических и экономических порядках. В XIX веке они пережили бум, существенно расширились, не только активизировали хозяйственную деятельность, но и приняли на себя важную функцию обеспечения финансовой поддержки крестьянских хозяйств — банки выдавали кредиты крестьянам под находившуюся в общинном владении недвижимость.

Первое серьезное давление земельные сообщества испытали в 1938 г., когда санационное правительство издало специальное постановление, регулировавшее эксплуатацию земельных площадей, находящихся в коллективном владении. Постановление предполагало создание товариществ по совместной их обработке в соответствии с нормами, угодными властям. По сути же, этот вид хозяйствования обрекался не постепеную ликвидацию. Все же постановление 1938 г. оказалось весьма мягким и ненасильственным по сравнению с соответствующим параграфом декрета об аграрной реформе от 6 сентября 1944 г., т.н. народной власти, когда те общинные земельные массивы, размеры которых превышали 100 га общей площади, 50 га сельскохозяйственных угодий, 25 га лесов, должны были перейти в собственность государства. Спустя некоторое время в законодательство были внесены определенные, в духе времени, «классовые» коррективы, предписывавшие при изъятии земельных площадей не ущемлять интересы трудового крестьянства [3]. Но по существу они лишь наносили ретушь, не меняя ни в тот период, ни впоследствии принципиального характера долгосрочной акции, направленной на изъятие у крестьян земли, находившейся в их коллективной собственности. Некоторые площади, в основном лесные массивы, даже возвращались в общинно-крестьянское владение, поскольку оно обеспечивало надлежащий уход за ними, но все равно основой отношения государства к данному виду землевладения и землепользования оставалось ликвидаторство.

Правовой акт 1938 года, остававшийся в силе почти до середины 1960-х годов, так или иначе обрекал коллективные крестьянские владения на постепенный раздел. В нем предполагалось создание товариществ по совместной эксплуатации земельных площадей, но ни одно из них не было образовано, так как крестьянам создавались такие условия, в которых они не чувствовали себя в достаточной мере совладельцами сельскохозяйственных угодий [4]. К 1963 г., когда был принят новый правовой акт, большая часть земли была разделена. В коллективном владении оставалось лишь 200 тыс. га, из которых 40 тыс. га — леса [5]. Со сменой правового акта в отношении государства к этому виду хозяйствования возникли определенные изменения.

Постановление XII пленума ЦК ПОРП и специальное постановление Совета Министров ПНР в 1963 г. уже обязывали создавать товарищества по коллективной обработке земли, с тем, чтобы преобразовать их в простые формы производственной кооперации, а затем — в сельскохозяйственные производственные кооперативы. Таким образом крестьяне ставились перед выбором — или отчуждение их коллективной собственности, или создание на их землях хозяйства государственно-социалистического типа. Меры такой направленности вызывали отрицательную реакцию крестьянства, настороженно и даже враждебно относившегося к административно-социалистическим формам собственности и хозяйствования.

Намечавшееся в 1963 г. окончательное решение вопроса с общинно-крестьянскими земельными массивами натолкнулось, впрочем, на серьезные препятствия, порожденные неразберихой в сведениях о характере и размерах земельных участков. Она возникла и как следствие бюрократической путаницы, и как результат сопротивления крестьян изъятию у них земли. Чтобы сохранить землю в коллективном пользовании, крестьяне давали неверные сведения о характере земельных площадей — например, о пастбищах сообщалось, что по ним проложены дороги и т.п. [6]

Народное государство, однако, не сдавалось — втиснув земельные сообщества в прокрустово ложе несовершенного юридического инструментария, оно нападало на крестьян, обвиняя их в непоследовательном выполнении соответствующих предприсаний. Все это выливалось в фактическое удушение крестьянских хозяйственных организаций [7]. Наконец, по ним был нанесен еще один сокрушительный удар. В соответствии с принятым в марте 1982 г. очередным законом о мерах по ликвидации чересполосицы общинные земельные площади могли разделяться между обрабатывающими их [8]. Таким образом, создавалась экономико-юридическая возможность окончательной ликвидации этого, сохранившегося в небольших размерах, общинно-крестьянского землевладения и землепользования.

Земельные сообщества (wspólnoty gruntowe) — не единственные в Польше хозяйяственные организации, имевшие долгую предысторию и дожившие до периода «социалистического строительства». Среди них следует выделить так называемые водные товарищества (spółki wodne). В середине 70-х годов функционировало около 11 тыс. водных товариществ, хозяйствовавших более чем на 4 млн. га [9]. В рамках этих организаций часто осуществлялись и обычные виды сельскохозяйственных работ, но в основном их деятельность была направлена на строительство и эксплуатацию мелиоративных и ирригационных сооружений, хозяйствование на орошаемых или осушаемых общинных угодьях. Водные товарищества, в отличие от земельных товариществ, сохранились в больших размерах и имеют значительно более прочную социально-производственную базу. Главная трудность в деятельности организаций этого типа — нехватка финансов, средств и техники.

В обобществленных хозяйствах, организованных властями, сложилось положение прямо противоположное. Государственные земледельческие хозяйства обладали фондовооруженностью, намного превышавшей фондовооруженность основной части польского сельского хозяйства; высокой была и материалоемкость продукции. Подобные показатели были присущи и сельскохозяйственным производственным кооперативам, которые организовывались и опекались государством. Интересно, что сельскохозяйственные производственные кооперативы, несмотря на предоставлявшиеся им льготы, все более отходили от сельского хозяйства. Доля неаграрных доходов в конце 70-х годов в общем их объеме достигала трети и даже более [10] и продолжала увеличиваться, что было во многом следствием некрестьянского состава самих кооперативов. Привлеченные льготами, низкопроцентными и легко списываемыми кредитами, привилегиями в получении стройматериалов и т.д., в кооперативы шли зачастую оборотистые, но далекие от сельского хозяйства случайные люди, налаживавшие выпуск менее трудоемкой продукции. Но характерно, что отношение «социалистического» государства к сельскохозяйственным кооперативам, отошедшим от сельского хозяйства, было весьма терпимым. Крайне редким, если вообще оно случалось, было расформирование этих мутантов.

Зато абсолютно иным было отношение к одному из видов производственной кооперации, создание и развитие которого было инициировано самим же государством, но который стал подлинно крестьянской производственной кооперацией. Речь идет о так называемых крестьянских или сельскохозяйственных коллективах (zespoły chłopskie), начало организации которых было положено в 1972 г. Был введен ряд льгот для крестьян, создающих эти формы простой производственной кооперации, а главное, были созданы условия, содействовавшие объективным тенденциям концентрации производства крестьянских хозяйств. В создании коллективов крестьяне были целиком самостоятельны. Уже в начале 1976 г. насчитывалось более 40 тыс. крестьянских коллективов [11]. Но с этого времени отношение государства к ним стало меняться. Крестьянские коллективы становятся все более неугодными тоталитарно-социалистическому режиму. Властям не нравилась их «излишняя» хозяйственная самостоятельность; началось вмешательство в сферу их внутреннего устройства, разделения доходов и трудового участия в работе коллективов их членов и т.д. [12] Эта коллективная и по сути ставшая подлинно крестьянской форма организации сельскохозяйственного труда оказалась неудобной для органов власти, сельскохозяйственных служб и банков, слишком сильной и независимой от них. Социалистической системе удобнее было иметь дело с крестьянами-единоличниками — раздробленными и лишенными своей политической репрезентации.

Крестьянские коллективы, взращенные системой и ею же уничтоженные к концу 70-х годов [13], имели недолгую историю. Драматична судьба типично польской сельскохозяйственной организации, уходящей корнями в прошлые века. Сельскохозяйственные кружки (kółka rolnicze) возникли и долгое время развивались как совершенно коллективистские, общественно-крестьянские организации. Ликвидированные сразу после второй мировой войны «властью трудящихся», они возродились в 1957 г. и поначалу успешно восстанавливали и развивали традиции взаимопомощи, общего владения техникой, совместной обработки земли. В условиях планово-приказной экономики сельскохозяйственные кружки не смогли избежать диктата государства. Начав с опеки, государство, накачивая их техникой, которая из-за структурного несоответствия слабо использовалась крестьянскими хозяйствами, полностью подчинило себе сельскохозяйственные кружки и даже абсорбировало их. Так же, как и сельскохозяйственные кружки, была удушена в объятиях государства и переродилась снабженческо-сбытовая и потребительская кооперация. Перед сельскохозяйственными кружками, которые должны были эволюционировать в сторону госхозов, ставились такие же задачи, как и перед государственными земледельческими хозяйствами — прием в обработку выпадавшей из единоличного сектора земли.

Крестьянство в Польше испытывало на себе сильное непосредственное воздействие государства. Несмотря на единоличный характер и частное владение землей, польское крестьянство оказалось полностью привязанным к государственному сектору экономики. В 50-е — 60-е годы подчинение крестьян государству осуществлялось в Польше посредством обязательных поставок и прямого административного принуждения. В начале 70-х годов обязательные поставки были отменены; но при этом подчинение крестьян-единоличников государству отнюдь не уменьшилось. Зависимость крестьянства усиливалась вследствие ценовой политики. Повышая закупочные цены более быстрыми темпами, чем розничные, государство добилось почти стопроцентного охвата единоличников государственными закупками. При свойственном распределительно-приказной экономической системе хроническом тотальном дефиците расширилась также почти до стопроцентного охвата более радикальная форма государственных закупок — контрактация основных сельскохозяяйственных культур. На первый взгляд, контрактация создавала комфортные условия крестьянам, не только обеспечивая им сбыт продукции, но и гарантируя обеспечение их хозяйяств техникой, удобрениями, материалами, топливом. Но именно в силу этого создавалась полная зависимость крестьян от разросшейся на почве контрактации группы чиновников. Чиновники, которым были важны плановые показатели, диктовали крестьянам, какой вид продукции им культивировать, а в случае ослушания последние лишались не только техники и материалов, нужных для производства, но и необходимых средств жизнеобеспечения: например, только в рамках контрактации крестьянин мог получить строительные материалы. Более того, стремление крестьянина к самостоятельности оборачивалось тем, что он и его семья могли остаться на зиму без топлива.

Официозная пропаганда и штатная наука сложившееся в сельском хозяйстве положение оценивали восторженно. Считалось, что крестьяне переставали быть крестьянами — представителями отсталого класса, а становились земледельцами — представителями одной из социалистических профессий. Но на этот счет имелась и другая точка зрения. Ряд ученых и представителей аграрной общественности в конце 70-х годов положение законтрактованных крестьян оценивали как крепостническое или даже рабское, и собирались обратиться по этому поводу в Международный суд по правам человека.

Небезынтересно, что в польских условиях, пожалуй, наиболее либеральных (по сравнению с другими странами «социалистического содружества») суть тоталитарно-большевистского режима оставалась неизменной. И коллективистские, и индивидуальные формы труда разрушались или извращались. В Польше удобнее было подчинить крестьян, не сгоняя их в колхозы, а лишив политической репрезентативности и профессиональных объединений, разъединив сельских тружеников и отняв возможность сопротивляться, сделав зависимыми от властей.

В условиях отсутствия политической и экономической свободы тоталитарные режимы выбирают те формы и методы, которые оказываются более удобными для подавления трудящихся и лишения их социально-трудовой самостоятельности.

Примечания

*Отметим, кстати, как сильно понятия «коммунизм» и «социализм» разнились от того, что нам навязывали большевики — В.М.

1. Кропоткин П.А. Земледелие, промышленность и ремесла. М., 1904. C.131-132.

2. Кропоткин П.А. Речь на митинге общества потребителей «Кооперация» в Москве 14 января 1918 г. М., 1918.

3. Jastrzębski L. Wspólnoty gruntowe i ich przyszłość // Państwo i Prawo. 1963. Z.7. S.51-52.

4. Szynkarczuk A. Zagospodarowanie wspólnot gruntowych // Wieś współczesna. 1963. № 6. S.132-133.

5. Jastrzębski L. Utw. wskaz. S.51.

6. Kuna M. Wspólnoty gruntowe i ich zagospodarowanie // Wieś współczesna. 1967. № 9. S.112-120.

7. Dziennik Ludowy. 1979. 28.XI.

8. Trybuna Ludu. 1982. 22-23.V.

9. Kostkiewicz W., Spirydowicz E. Spółki i zespoly rolnicze. Warszawa, 1974. S.31.

10. Żrodło: Sprawozdawczość CZ RSP // J.Czyszkowska-Dąbrowska, Z. Smoleński. Rozwój rolniczych spółdzielni produkcyjnych i ich perspektywy. Warszawa, 1976. S.108.

11. Paliwoda J. Problemy prawne kooperacii produkcijnej w rolnictwe. Warszawa, 1979. S. 130.

12. Dziennik Ludowy. 1978. 27.VI; 1979. 4.X; 1980. 3.I.

13. Dziennik Ludowy. 1978. 27.VI; Życie Gospodarcze. 1980. 3.VIII; Czyszkowska-Dąbrowska J. Zmierzch kooperacji // Życie Gospodarcze. 1978. 18.VI.