П. А. Кропоткин и его Учение. Интернациональный сборник.
М. Пьерро. Кропоткин и война. Стр. 161-167.
П. А. Кропоткин и война
Как известно, Кропоткин в своих произведениях постоянно указывал на обычную ошибку, заключающуюся в том, что при рассмотрении общественных явлений исходят из не поддающихся проверке положений и пользуются диалектическим методом, что приводит к построению систем, которые, в конце концов, оказываются несоответствующими действительности. Кропоткин всегда настаивал на том, что единственный пригодный метод, это метод естественно-научный, т. е. основанный на наблюдении и опыте. Но сколько раз он не давал этот, в высшей степени важный совет, необходимый и элементарно-очевидный для всякого научно-мыслящего ума, это был глас вопиющего в пустыне. Очевидное доказательство, что научно-мыслящих умов мало и что для неразвитого ума почти невозможно представить себе необходимость такого метода, который требует обширных знаний и отсутствия предвзятой точки зрения. Ведь гораздо удобнее рассматривать человека, как отвлеченное существо и рассуждать о таковом до безконечности. Логика — опасное оружие в области, где сложность фактов и запутанность их взаимоотношений заставляют продвигаться вперед с осторожностью. Но риск впасть в ошибку никогда не пугает тех, кто, игнорируя относительность наших знаний, подходит к решению вопросов с абсолютной точки зрения; они довольствуются тем, что отрицают свои ошибки, даже очевидные, а их самоуверенность импонирует массе слабых умом людей.
Толстовство — учение до такой степени простое, что и всякий элементарный ум его примет; оно считается только с одним: с очевидными ужасами войны — исходная точка, на которой сходятся все, даже его величество Вильгельм II; притом оно приводит к совершенно нелепому заключению, потому что его основной принцип — непротивление злу — может только содействовать, если, напр., речь идет о милитаризме, торжеству последнего. Отвращение к войне — элементарное чувство, которое является у всякого,
___________________________________________
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ СБОРНИК 162
особенно если он сам подвержен ее ужасам. Во время последней войны мне много раз случалось встречать людей, возмущенных тем, что они мобилизованы и рискуют попасть на фронт, но источником этого являлся страх перед страданиями и смертью, горечь разлуки с близкими и необходимость пожертвовать своими материальными интересами. И можно сказать, что таких элементарных пораженцев, руководимых не какими-нибудь философскими взглядами, а простым эгоизмом, было чуть-ли не больше среди реакционеров, чем среди людей передовых. А между тем, если мы хотим найти выход из существующего положения, если мы хотим освободиться от тирании капитализма и милитаризма, нам придется, в известный момент, прибегнуть к революционным средствам и принять участие в гражданской войне. Где будут тогда наши толстовцы? Пропаганда может подготовить события и облегчить победу, но ее одной недостаточно; уничтожение милитаризма не есть задача только нравственного порядка: оно связано с рядом материальных интересов, для которых теория непротивления злу может быть только выгодна.
Конечно, антимилитаристская пропаганда — необходима, и Кропоткин не мало работал для нее до войны. Критиковал он и патриотизм, состоящий в том, чтобы считать свою страну первою в мире, самою лучшею, самою добродетельною, самою славною и имеющею по отношению к другим нациям все права. В довоенные годы можно было надеяться, что, с развитием в Германии демократических идей, эта пропаганда приобретет достаточное влияние, чтобы парализовать решения импульсивного абсолютного монарха. Кропоткин считал германский милитаризм самою страшною опасностью: в нем было столько же феодальных, деспотических, реакционных пережитков, сколько и в русском режиме, но он был гораздо устойчивее и гораздо лучше организован; все милитаристические режимы мира восхищались им и стремились ему подражать. Опасность — огромная и, благодаря самой своей огромности, казалось, неосуществимая; предотвратить ее должна была растущая сила демократии. Но рост демократии опасен вместе с тем для диктаторов, и, может быть, это было одною из причин, побудивших одного из самодержцев вызвать войну.
Вот война разразилась. События уносят нас, как со-
___________________________________________
П. А. КРОПОТКИН И ЕГО УЧЕНИЕ 163
ломинку в бурю. Люди уже не могут работать для прогресса каждый в своей стране, не могут и уйти куда-нибудь от общей свалки. Да и было ли бы лучше в интересах человечества и в интересах их собственной страны, если бы они могли уйти? Человек зависит от своей среды; он не может быть свободным, не может стремиться к лучшим условиям существования, если среда этому не благоприятствует. В мировой, или даже только в европейской, эволюции общественной жизни, различные нации стоят на различных ступенях цивилизации. Кропоткин считает, что в интересах человечества нужно помогать нациям, завоевавшим себе демократические свободы, и прежде всего Франции, которая совершила Великую Революцию и осталась очагом освободительных идей. Необходимо сопротивляться прусскому милитаризму, победа которого знаменовала бы собою торжество феодализма, уничтожение свободы и демократического духа, общий шаг назад человечества. Центр реакции, считает Кропоткин, — Германия; если немецкий милитаризм будет побежден, человечество, конечно, еще не освободится, но оно отделается от ближайшей опасности. Эта его точка зрения не была понята, и для многих исход войны казался совершенно безразличным; Кропоткин же считал свой взляд настолько безспорным, настолько очевидным, что отказывался от всякой полемики и от всяких доказательств. Так, в одном письме к М. Гольдсмит (от 21 дек. 1915 года) он писал:
„Разве можно „доказывать“, что французскому рабочему не все равно, быть под немецкими офицерами или во французской республике? Что революции и восстания 1789, 1830, 1848 и 1870-х годов создали нацию и понятия, не укладывающиеся под немецкие фухтели? Что не все равно, будет ли во Франции монархия или республика?… Что есть в человеческой цивилизации кое-что, чем следует дорожить? Что, наконец, ужас в Германии в том, что миллионы рабочих стоят за покорение стран, отсталых в промышленности, и т. д., и т. д.“.
Кропоткина его противники считали то российским патриотом, то патриотом французским, то даже славянофилом (!) ; его общечеловеческая точка зрения не была понята. Он же писал о них (письмо к М. Гольдсмит от 17 февраля, 1915 года):
„Все они — прежде всего националисты. Итальянцы
___________________________________________
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ СБОРНИК 164
думают об Италии и — наплевать им на Францию, ерунда, мол, считать ее во главе движения; поляки — видят Польшу; евреи — еврейский вопрос; русские — хотят „сокрушения“ России ради „освободительной революции“, — и у всех их никакого нет представления о каком то европейском международном прогрессе“ (Письмо от 17 февраля 1915 года).
Для понимания взгляда Кропоткина на войну нужно иметь в виду еще одну сторону вопроса, также очень близкую Кропоткину — независимость национальностей. В одном письме из той же переписки, (письмо от 23 февраля 1916 года) он говорит: „Народы — братья, а тираны — враги, говорили теоретики социализма в 1848 году, и это была прекрасная теория. Но они упустили из виду случай, когда тираны и народ составляют одно и когда следовало бы сказать: “Народы были бы братьями, если бы они не шли за своими тиранами, которые делают из них врагов“. Интернационал — первый, настоящий — понял это упущение, и провозгласил независимость каждой нации и восстание наций угнетенных против народов, которые их угнетают, подчиняясь своим тиранам. С провозглашением долга всех свободных наций помочь восставшей в 1863 году Польше избавиться от гнета русского самодержца, которого в этом преступлении поддерживал народ, связано само основание Интернационала. Интернационал не заявлял себя космополитичным. Он провозгласил право каждой нации свободно развиваться, как ей угодно, ее ей право возставать против тех, кто ей в этом праве отказывает, и долг всех трудящихся об’единиться и сопротивляться всякой попытке одной национальности угнетать другую. Так, Бакунин в 1871 году говорил немецким рабочим, что их долг — восставать против своего правительства, которое хотело завоеваний во Франции.[28] Но так как Бакунин и его друзья хорошо знали, что немецкий народ их не послушает, то они призывали революционеров всех национальностей защищать Францию против завоевателей. И когда, в Париже все члены Интернационала, протянув руку бланкистам, стали под знамя Коммуны, они надеялись выгнать немцев из Франции усилиями восставших коммун. Они понимали, что в случае успеха это было бы верное, единственное средство поднять социальную революцию, или, во всяком случае, сделать первые шаги
___________________________________________
П. А. КРОПОТКИН И ЕГО УЧЕНИЕ 165
к этому. Потому же, в 1877 году „бакунинцы“ и двое близких друзей Бакунина бросились на балканский полуостров защищать восстание Герцеговины против турецкого ига, а другие поддерживали это же дело в „Бюллетене Юрской Федерации“.[29] Тоже, в 1881 году, один из них отправился в Александрию, поддерживать восстание Араби-паши за независимость Египта.[30] Точно также наши газеты всегда энергично отстаивали независимость Ирландии, буров, Кавказа, Польши, Финляндии, не слушая уговоров тех, которые говорили, что все усилия рабочих должны быть направлены на „завоевание власти“ их классом“*).
Немцы, в том числе социал-демократы, массами вставали на защиту своей цивилизации против русского варварства. Но Россия была колоссом на глиняных ногах. Если бы она вошла в союз с германской и австрийской монархиями, если бы вся ее огромная масса опиралась на мощную германскую организацию, опасность этого императорского тройственного союза была бы громадна, их реакционный блок был бы непобедим. Но политическое соперничество и политические случайности создали такое положение, что этот блок распался. России пришлось согласиться на руководительство и контроль западных демократических держав: сама она безсильна, благодаря отсутствию средств и плохой организации. Если она будет побеждена, царское самодержавие, под опекой центральных держав, усилится; если же она победит, освободительные идеи восторжествуют в ней, несмотря ни на какое сопротивление правительства.
Все эти взгляды Кропоткина вызвали в то время среди многих анархистов огорчения и негодования. Я не имею в виду защищать здесь Кропоткина; вместе с ним я подписал т. наз. „Манифест 16“.[З1] Вот что, между прочим отвечал Кропоткин на некоторые возражения. В письме к Герену, в то время бывшему на фронте, он говорил: „На днях я получил от Домеллы Ньювенгейса[З2] письмо, где он от имени голландских товарищей спрашивает, почему мои писания расходятся с моими теперешними взглядами? Я ему ответил : потому, что люди вообще читают не для
_________
*) По совершенно случайным обстоятельствах, это письмо было написано по-французски, а приводимый текст — перевод.
___________________________________________
ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ СБОРНИК 166
того, чтобы проверить свои взгляды на тот или другой вопрос, а для того, чтобы отыскать им подтверждение. Конечно, в основе всякой войны было и есть желание обогатиться; это я всегда доказывал массой фактов и цитат. Следует ли из этого, что нужно терпеть завоевание, которое всегда прибавляет новый экономический гнет (захват лучших земель, лучших промышленных предприятий, торговли, новые налоги и т. д.) и новый политический гнет, чтобы помешать завоеванному народу восстать и освободиться“ (Письмо от 4 октября, 1916 г.)
Несколько слов в заключение. Можно ли сказать, что исход всякой войны, кроме гражданской, для нас безразличен? Есть войны, которые решают политическую и национальную судьбу народов; есть войны, — в которых победа одной из сторон ведет за собою сильную общую реакцию. Вот, наконец, очень ясный и близкий нам пример: представим себе, что какая-нибудь держава или коалиция держав об’являет войну России. Каково бы не было наше отношение к современному русскому режиму, русская революция, сама по себе, представляет такую ценность, что опасность, грозящая ее завоеваниям, не может быть для нас безразлична. Такая война была бы борьбою старого мира с новою, нарождающеюся жизнью. Два принципа вступили в борьбу во время войны 1914-1918 годов: принцип пацифизма, антимилитаризма, и принцип сопротивления угнетению. Который из них шире, глубже, ценнее? Несомненно второй.
М. Пьерро.
Оглавление сборника
П. А. Кропоткин и его Учение