Христиан Корнелиссен П. А. Кропоткин (Учёный)

ПЁТР КРОПОТКИН. Сборник статей, посвященный памяти П.А.Кропоткина. 1922г.


Христиан Корнелиссен

П. А. Кропоткин
(Учёный)

В нашей рабочей и анархической среде Петр Кропоткин больше всего известен своей жизнью, проведенной в тюрьмах и изгнании, жизнью, полной добровольных лишений, посвященной на служение обездоленным. Очень мало знают о том, что Кропоткин, еще до того, как он избрал себе революционное поприще, приобрел мировую известность как ученый.

Молодым казацким офицером во время стоянки на Амуре, где у него было мало дела, он принял предложение исследовать географическое положение Маньчжурии. Позднее, отказавшись от военной карьеры вследствие отвращения к ней, вызванного подавлением восстания польских ссыльных в Сибири, Кропоткин поступил в Петербургский университет, где он занялся в 1867 г., составлением точной географической карты сибирских гор. И если в 1871 г. он отказался принять предложенный ему пост секретаря Русского географического общества, то это потому, что отныне он окончательно принял решение посвятить свою жизнь рабочему делу.

В 1873 г., когда он сидел в Петропавловской крепости, он усердно работал над своей книгой о ледниковом периоде.

И после, во время всей своей пропагандистской жизни, Кропоткин не оставлял своих научных изысканий, и сущность этих изысканий видна во всех его революционных произведениях.

Заключенный в 1883 г. в лионскую тюрьму, он пишет там статьи для «Британской энциклопедии» и английского журнала «Nineteenth Century», и мы знаем, что уже в это время известность Кропоткина как ученого была настолько велика, что несколько сотрудников «Британской энциклопедии», а также Герберт Спенсер и Суинберн послали президенту Республики петицию, требуя освобождения русского ученого. Петицию эту подписал также Виктор Гюго.

Но мы хотим здесь обратить внимание главным образом не на известность Кропоткина как ученого, а на то значение, какое его научная карьера имела для его пропагандистской деятельности.

Это тем более полезно отметить, что в тот период, когда Кропоткин активно принялся за пропагандистскую деятельность, эконо{63}мические и социалистические теории во всей Европе почти целиком находились под влиянием старой диалектической школы, которую называют обыкновенно, по имени ее наиболее выдающегося представителей, «марксистской» школой.

Старые философы-гегельянцы, известные «социалисты», Маркс и Энгельс, разрешали экономические и рабочие проблемы в своем мозгу — так называемым дедуктивным путем. Они искали в том, что они наивно называли «человеческою мыслью» (однако каждый раз речь шла лишь об их собственной «мысли»), каким путем должно идти развитие общества; но они слишком пренебрегали научным изучением — индуктивным путем — этого развития в действительной жизни.

Благодаря этому отжившему методу ученики марксистской школы создали целый ряд ошибочных теорий. Эти теории были, с одной стороны, экономического характера, каковы: концентрация капиталов в руках все более и более уменьшающегося числа крупных «магнатов» капитала, возрастающее обеднение масс, необходимость существования все возрастающей «резервной армии» безработных и т. д. С другой стороны, речь шла о политических догматах, каковы понятие о всех буржуазных партиях, как обходной реакционной массе, знаменитая «диктатура пролетариата» и т. д.

Кропоткин немедленно столкнулся с лжеучеными международного социализма. И с тем высокомерием, какое характеризует этих последних, они обозвали его, конечно, «вертопрахом» (слово это выдумано Жюлем Гедом).

Кропоткин сказал мне однажды, и я помню, что читал то же замечание где-то в его произведениях, что сам Маркс, конечно, не так бы углубился в этот ложный путь диалектики, если бы он менее исключительно занимался математическими науками и немного больше естественными. Я часто думал об этом замечании, потому что оно сразу отличает Кропоткина от его противников.

Даже основная концепция марксизма, «материалистическое понимание истории», как его толковали марксисты и по которому «экономическая структура общества есть действительная основа, на которой воздвигается затем юридическое и политическое здание», грешит незнанием природы человеческого общества.

В самом деле, общество не является «зданием», с фундаментом, «надстройкой» и крышей. У него свои законы развития, как у всякого продукта природы. Кропоткин мог понять это развитие во всей его глубине и, оставаясь «материалистом», он не терял из виду, того воздействия какое юридические, политические, интеллектуальные и эстетические факторы, оказывали и всегда будут оказывать на «экономическую структуру» общества. Противники Кропоткина, социал-демократы, не понимали этого. И оппозиция, в какой дмитровский отшельник находился до конца своих дней по отношению к {64} московскому большевистскому правительству, доказала, что с той и другой стороны имелись два основным образом различных понимания не только истории, но и всей природы общества.

Приведем личное воспоминание, характеризующее научный и критический подход Кропоткина. Недавно я нашел в лондонской газете «Freedom» критическую заметку Кропоткина по поводу моей статьи о марксистской теории земельной ренты, появившейся в 1901 г. в «Revue socialiste».

Основываясь на примерах этой теории, я следующим образом охарактеризовал плохой диалектический метод в социальной науке:

«Строится экономическая теория на основах действительно существующих и серьезно анализированных социальных фактов; но сначала ее строят с некоторыми ограничениями “предположив то-то и то-то”. Потом в своей собственной диалектической голове развивают теорию, забывая сделанные вначале ограничения, и в заключение выводы теории провозглашаются как социальная теория, представляющая общую действительную тенденцию».

Кропоткин согласился со мной и расширил сейчас же проблему. «Если вы тщательно изучаете Маркса, — говорит он, — отмечая в одно и то же время его предпосылки и заключения, вы увидите, что именно это он и сделал, когда, например, для упрощения, он исключил элемент спроса и предложения на рынке в своем изложении теории стоимости труда Адама Смита и когда позднее он предположение брал за действительность; или когда в своем изложении теории прибавочной стоимости Томпсона он заранее предположил, что рабочая сила продается по себестоимости (этого никогда не бывает; мы имеем целый арсенал законов и такс, вынуждающих рабочих продавать свою силу дешевле), и дальше это предположение рассматривал как действительное выражение фактов действительной жизни».

Короче говоря, между Кропоткиным и его противниками-социал-демократами существовала разница целого поколения в области научной концепции: или, сравнивая его личность с ценностями современных лидеров марксизма в России, была та разница, что у Кропоткина была современная западная научная концепция, тогда как лидеры русского социализма (как меньшевики, так и большевики), еще более отсталые, довольствуются старыми научными понятиями, какие существовали восемьдесят лет тому назад.

Как бы Кропоткин далеко ни заглядывал в будущее, в области экономических и социальных возможностей, притом под его пером будущая общественная жизнь представлялась в образе чистой идиллии, наш великий и добрый товарищ оставался всегда исследователем, тщательно изучающим действительные явления человеческой жизни.

В качестве исследователя естественных фактов он пришел к заключению о необходимости децентрализации общественной жизни и видит в коммуне ячейку будущего общества; стоит за возможно {65} большее перенесение заводов в деревню и создание городов-садов; провозглашает здоровое соединение умственного и физического труда, защищает то, что он называет «анархической нравственностью», и так далее.

Можно не соглашаться с Кропоткиным о значении выгод и невыгод для каждого разбираемых им социальных проблем, но нельзя отрицать, что перед вами всегда остается добросовестный мыслитель, внимательно изучающий общественную жизнь и человеческую душу. И поэтому нельзя отрицать также, что чтение его произведений раскрывает всегда новые горизонты перед тем, кто хочет понимать.

Неважно, что этого благородного мыслителя называли утопистом. Разве не называли также утопистами Сен-Симона, Роберта Оуэна, Фурье и Прудона? И разве это помешало следующим поколениям осуществить многое из того, что было жизненного в гуманитарных теориях этих великих людей?

То, что было утопией вчера, так часто является возможностью сегодня и действительностью завтрашнего дня!

Что касается меня, то, знакомый с различными лагерями социологов, я считаю своего глубокочтимого друга Петра Кропоткина менее «утопистом», чем многих из тех — пусть они называются «коммунистами», — которые ищут в парламенте, то поле сражения для революционеров, то действительное средство для глубокого преобразования действительной общественной жизни. {66}


< Назад ОГЛАВЛЕНИЕ Вперед >

Источник: Электронная библиотека им. Усталого Караула
http://karaultheca.ru/rus-an/sbornik1922.htm