Статья Григория Максимова в журнале «Дело Труда — Пробуждение». №3, январь-март 1941 года. ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИНЧто можно сказать в маленькой статье о большом человеке? Почти ничего или очень немного. Кропоткин же был большим человеком — гигантом мысли. И следы земного бытия этого гиганта неистребимы: их не уничтожит даже всесокрушающее время… Жизнь и деятельность Петра Алексеевича Кропоткина были столь полны, разнообразны и многогранны, что охватить их в нашей маленькой статье мы абсолютно не в состоянии. В лице Кропоткина мы имеем счастливое и редкое сочетание революционера и ученого. Широким массам Кропоткин был известен как революционер. Революционная мировая известность заслонила Кропоткина-ученого. Однако, интернациональный ученый мир знал его и считался с ним, как с первоклассным ученым. Если бы Кропоткин в критический момент своих душевных переживаний, когда перед ним остро встал вопрос: имеет ли он нравственное право посвятить себя науке, когда народ страдает? — решил бы его в интересах науки, а не народа, то, несомненно, он стяжал бы себе славу одного из величайших ученых, которые делают в науке эпохи. Посвятив себя в рыцари революции, он, несмотря на кипучую революционно-политическую деятельность, находил время и для серьезных научных изысканий и работ, которые не только оставили весьма и весьма заметные следы в ряде научных дисциплин, но и положили начало новой эпохи для одних и революционизировали другие. Официальный ученый мир — это служивое сословие современной государственной и капиталистической системы; трусливый лакейский мир, больше дорожащий своим благополучием и [служащий] политико-экономическому режиму и его государственной и религиозной морали. Вот этот ученый мир, переполненный к тому же тщеславием и снобизмом, замалчивает, за редким исключением, Кропоткина, потому что он был революционер и анархист, и в то же самое время самым бессовестным образом грабит его. Работы Кропоткина, приведшие к открытию и обоснованию закона взаимопомощи, имеют не меньшее значение для биологии, социологии, истории и для ряда других научных дисциплин, чем закон борьбы за существования, делавший теорию Дарвина однобокой и полуправдивой, из которой неизбежно и логически вытекали оправдание силы и сильного, оправдание угнетения, эксплуатации и диктатуры в социальной жизни, что противно чувству и требованиям справедливости, равенства и свободы. Кропоткин доказал, что неразрывно с борьбой за существование в природе действует, и даже с большей силой, взаимопомощь, которая является основным фактором даже самой борьбы, за существование видов, семейств, племен и народов между собой и внутри самих себя. Борьба за существование и взаимопомощь — два неразрывных универсальных фактора, действующих с одинаковой силой как в растительном, так и в животном мире. Эти два фактора — основные, но не единственные факторы эволюции, и их действие мы наблюдаем на протяжении всего пути прогресса: от протоплазмы до современного человека с его сложнейшей психикой и сложнейшей организацией социальной жизни. Эта «поправка» Кропоткина к дарвинскому закону борьбы за существование ныне общепризнана научным миром, который, однако, упорно и сознательно не желает делать логически вытекающих из этой «поправки» глубоко революционных выводов и, конечно, умалчивает о Кропоткине. Точно также, или почти точно также, обстоит дело с Кропоткиным и в области геологии. Кропоткин, основываясь на собственных научных изысканиях в Финляндии, выдвинул теорию ледникового периода, всеми признанная теперь, и теорию озерного периода; он выдвинул теорию строения Сибирских гор, которая тоже ныне всеми признана, и теорию высыхания Евразии, признается все большим и большим числом геологов, под влиянием которого, по его мнению, началось великое переселение народов. В область географии Кропоткин также внес огромный вклад. Он открыл истинное направление азиатских горных хребтов, дал правильную орографию Азии, сделал ряд открытий в Восточной Сибири и теоретически установил местонахождение, открытой в последствии, Земли Франца Иосифа. В области истории Кропоткин указал на огромную роль в историческом прогрессе народных масс и их творчества. Своей работой «Великая Французская Революция» он показал, чем должна быть история, и как она должна писаться: совершенно новый взгляд и новый подход к истории, революционизующий свою историческую науку. — Этот взгляд и этот подход до сих пор не признали официальной исторической наукой, и не может быть признан в интересах сохранения современного политико-экономического режима. В политической экономии Кропоткин также заложил новые основы и наметил новые пути. Политическая экономия, по его мнению, должна стать физиологией общества и посвятить себя изучению потребностей людей и «способов их удовлетворения с наименьшей непроизводительною тратою сил». Он указывал на неизбежность и необходимость децентрализации промышленности и интеграции труда: «гармонический союз между земледельческой и промышленной деятельностью, между умственным и ручным трудом». Если имя Кропоткина, как ученого, потускнеет, от времени и дальнейшего прогресса науки; если оно покроется пылью архивов и лишь время от времени будет извлекаться учеными для справок при изучении истории развития тех научных дисциплин, с которыми Кропоткин был связан; если его имя, как ученого, успешно затрется лакеями современной официальной науки, то его имя, как социального философа, как творца и обоснователя анархистической социальной философии, базирующейся на данных добытых наукой и пользующейся научным методом, будет гореть ярким пламенем из века в век. Здесь время и тление бессильны, здесь Кропоткин создал себе бессмертие. Влияние Кропоткина на революционное международное движение было и продолжает быть, огромно. Без преувеличения можно сказать, что на Земле осталось мало таких уголков, куда бы не проникло его учение. Не боясь преувеличения, мы можем смело сказать, что все международное анархическое движение и в весьма значительной степени и революционно-синдикалистское движение развивались и продолжают развиваться под прямым или косвенным влиянием идей Кропоткина. Свою социальную философию свободы и коммунизма, центром которой является живая свободная личность, Кропоткин выработал не в тиши кабинета, а на поле социальной брани рабочего класса, в которой он принимал самое активное участие до гробовой доски. Первые годы революционной деятельности Кропоткина протекли среди фабричных рабочих Санкт-Петербурга. Заграницей он примкнул к бакунинскому крылу Первого Интернационала, имевшего программу, которая ныне называется анархо-синдикалистской. Первые годы заграничной жизни Кропоткина протекали в энергичной деятельности внутри Рабочего Интернационала. Затем, после тюрьмы, наступили годы, в которые, благодаря болезни сердца, научная деятельность преобладала над живой практикой революционного движения рабочего класса, с которым он никогда не порывал и за развитием которого пристально следил, помогая ему своими писаниями. Кропоткин придавал рабочему движению, особенно в его революционно-синдикалистской форме, огромное значение, ибо он считал, что только рабочий класс, организованный в свои революционные производственные союзы, может покончить счеты с современным угнетательским и эксплуататорским режимом и установить на его месте режим личной и коллективной свободы на основах экономического равенства, коммунизма, или как он говорил, на основах довольства для всех. Поэтому в последние годы своей жизни он вполне солидаризировался с анархо-синдикалистским направлением анархического коммунизма, которое он находил единственно здоровым и серьезным. «Не сможешь ли ты, или кто-нибудь из товарищей, писал он А.Шапиро, в ответ на обращение к нему молодежи, направить эту молодежь? Анархо-синдикалистское русло было бы, конечно, самым подходящим, если это серьезные люди». Это письмо было написано незадолго до смерти и потому может считаться духовным завещанием Кропоткина. Что же касается рабочего движения вообще, то Кропоткин верил в него и с этой верой умер. Он не видел возможным переустройство современной жизни без непосредственного участия рабочего класса, организованного в свои союзы и интернационально. В 1920 году в письме к английским рабочим Кропоткин писал: «Успех переустройства зависит, главным образом, от возможности объединения работы всех народов. Такая деятельность должна будет связать трудящиеся классы всех народов; для этой цели необходимо воссоздать идею Великого Интернационала всех трудящихся всего мира: не в виде, однако, объединения, руководимого одной какой-либо партией, как это случилось со 2-м Интернационалом и ныне происходит с 3-м Интернационалом. Эти последние, разумеется, имеют право на существование; необходимо все же, помимо их и включая их, создать объединение всех рабочих организаций всего мира, ставящие целью освобождения всемирного Труда от существующего капиталистического порабощения». Эту свою веру в рабочий класс Кропоткин с еще большей энергией и определенностью выразил годом позже в письме к т.Атабекяну. В этом письме он с особой силой подчеркнул свои выводы из опыта долголетней революционной деятельности и свою веру: «Я глубоко верю, писал он, в будущее. Я верю в то, что синдикальное движение, т. е. движение профессиональных союзов, которое на свой конгресс недавно собрало представителей от 20-ти миллионов рабочих, выступит великою силой в течении ближайших 50 лет, чтобы приступить к созданию коммунистического безгосударственного общества. И если бы я был во Франции, где в данную минуту центр профессионального движения, и чувствовал побольше сил, я бросился бы головой в это движение Первого Интернационала, (не 2-го и не 3-го, которые представляют узурпацию идеи Рабочего Интернационала в пользу одной партии: социал-демократической, которая на половину вовсе не представляет рабочих). Я глубоко верю в это». В этой верой Кропоткин умер. Могучие социалистические партии и рабочие союзы Германии и Австрии так увлеклись государственной деятельностью и политиканством, что разложились на корню и стали легкой добычей Гитлера и Долфуса. Еще раньше также легко были уничтожены социалистические партии и рабочие союзы в Италии. В Испании рабочее движение задушено Гитлером и Муссолини при прямом и косвенном содействии социалистических премьер-министров, просто министров, сенаторов и депутатов. Картина тяжелая, безотрадная, полная ужасов… Какая же может быть тут вера в рабочие союзы, вера в них сейчас — все равно что вера в бога, вера в несуществующее… Да, пессимизм и безнадежность сами собой напрашиваются в качестве вывода из оценки современного положения дел. Однако мир не может примирится, и не примирится, с рабством. Рано или поздно, скорее рано, чем поздно, он освободится и от нового рабства — государственного. Поражение Гитлера — сигнал к мировой революции и эту революцию будут совершать никто иной как рабочие и только рабочие, которые в стихийном движении против врага снова воздвигнут свои союзы и поставят их на место отжившего капитализма и убитого чудовища — государственного социализма. Каково бы положение ни было, Кропоткин прав в своей вере: без рабочих союзов и помимо их, переустройство социальной жизни на основах свободы и экономического равенства невозможно. Погибшие в Европе рабочие союзы восстановятся и учтут опыт социалистического руководства за последнюю четверть века, а учтя этот опыт, они пойдут по пути Первого Интернационала и к цели, поставленной этим Интернационалом. И это случится гораздо-гораздо раньше, чем пессимисты, отчаявшиеся и растерявшиеся «реалисты» думают. Мы уже накануне нового мира. Присмотритесь внимательно к стражам буржуазии и диктаторов и вы увидите как реален «утопизм» Кропоткина и как утопичен «реализм» трезвых политиков. Источник: скан журнала «Дело Труда — Пробуждение». №3, январь-март 1941 года, |