В поисках нравственности. Этика Петра Кропоткина

V Кропоткинские чтения. Сборник докладов. Дмитров-­2016

Портнова Наталья Юрьевна, зав. отделом «Дом П.А. Кропоткина» Музея – заповедник «Дмитровский кремль»

В поисках нравственности. Этика Петра Кропоткина

В возрасте неполных 16 лет (август 1858 г.) Петр Кропоткин писал старшему брату: «О религии скажу тебе, что все, что я думал о ней, так спуталось в моей голове, что я решительно не знаю, чему верить. Есть ли Бог в том смысле, как его нужно понимать по Писанию? Положим, есть творящая сила, которая дала толчок, но следует ли поклоняться ей? Что – то не верится, чтобы она могла отклонить какое–нибудь несчастье и тому подобное». («Петр и Александр Кропоткины.Переписка, т. 1, М. –Л., 1932, стр. 116).

Обратив внимание на эту фразу, внимательно перечитав  «Этику», я  задумалась, а так ли справедливо утверждение, что Петр Алексеевич Кропоткин был атеистом, хотя в трудах многих исследователей философских взглядов Кропоткина, особенно таких как Никитин А.Л. и Сухов А.Д., Герасимов Н., вопрос об атеизме Кропоткина не ставится, скорее эти исследователи пытаются осмыслить библейское начало нравственных поисках Кропоткина.

Сомнения укрепили и постоянно встречающиеся в работах Петра Алексеевича слова «нравственность», «равенство», «справедливость», «взаимная помощь», ассоциирующиеся в сознании с образом, скорее, религиозного проповедника, нежели революционера.

Принято считать, что Кропоткин не был религиозным человеком. Но религия не была вычеркнута им из жизни. Обладая пытливым умом философа, привыкшего бережно относиться к учениям прошлого, он не мог отринуть библейских истин просто в угоду зарождавшемуся в обществе атеистическому мировосприятию.

Получив воспитание в семье, соблюдавшей религиозные каноны, Кропоткин должен был бы относиться к религии так, как относилась к ней практически большая часть привилегированного класса: отправление религиозных обрядов, почитание Святых, изучение Святого писания и т. д. Но, на мой взгляд, три очевидных фактора сыграли большую роль в том, что в сознании юноши появился вопрос, с которого я начала свое выступление.

С одной стороны – это громадное влияние старшего брата Александра, который хотя и был старше всего на год и три месяца, успел уйти в своем развитии далеко вперед от своих сверстников. Именно Александр во многом формировал мировоззрение младшего брата. «В этот период жизни наибольшее влияние на становление личности будущего анархиста оказал его старший брат Александр Кропоткин. Именно он всячески поощрял стремление брата к системному изучению философии и истории. Александр почти в каждом письме к своему брату в той или иной мере касался актуальных и вечных вопросов миропонимания человека. Переписка братьев – яркое свидетельство плодотворного философского диалога между Петром и Александром Кропоткиными. Дискуссия эта продолжалась долгое время и вобрала в себя целый комплекс духовных изысканий, связанных с проблемой существования Бога и критики христианского учения». (Сухов, А.Д. П.А. Кропоткин как философ. РАН, Ин-т философии. – М.: ИФ РАН, 2007. С. 21)

Петр Кропоткин считал, что религия складывалась и утверждалась тогда и там, где не находилось реальных, подлинных объяснений. Все то, что человек не способен понять, он приписывает действию божества. «…Такое понятие о сверхъестественности составляют себе все народы» (Переписка, с.85) .

Второй фактор – это атмосфера, царившая в обществе в средине 19 века. Именно в это время Россия с большим опозданием от Европы вступила на путь науки и прогресса. Открытия, сделанные в области медицины, химии, физики, ботаники, астрономии и целого ряда естественных наук, позволяли людям образованным задуматься над тем, что все существующие до сих пор объяснения устройства общества несовершенны. Господствующая догматическая церковная точка зрения на происходившее в жизни не удовлетворяла пытливые юношеские умы. Все это привело к тому, что именно в начале второй половины 19 века появляется в молодежной среде литераторов, историков, а особенно ученых — естественников целая плеяда ниспровергателей церковных устоев. И основываются они в своем ниспровержении не столько на отрицании божественной сущности, сколько на несоответствии между церковными догматами и прогрессом. Кстати, интересный факт, подмеченный мною на страницах литературы того времени. Эти молодые люди не принимали веры в Бога не только потому, что открыто в Него не верили, но по большей мере потому, что именно церковь, как институт управления и формирования мировоззрения, не смогла ответить на те вопросы, которые поставила перед ней сама жизнь. Вспомним, например, Базарова, считавшего природу не храмом, а мастерской, а человека в ней работником, то есть по сути своей творцом. «Он (Базаров) не верит в установленные начала церкви и государства и с нескрываемым презрением относится ко всем установленным формам жизни так называемого «общества». (П. Кропоткин. Русская литература. Идеал и действительность. Курс лекций. М., «Век книги», 2003, стр. 102).

Кстати, именно этим, на мой взгляд, объясняется и тот парадоксальный факт, не имеющий аналогов в мире, что значительная часть нигилистов — революционеров средины 19 века вышла из среды духовенства. Властители умов литературной молодежи Чернышевский и Добролюбов были сыновьями священнослужителей, а пламенный Виссарион Белинский – внуком священника. «Кризис веры в европейском мире, начавшийся с восторга материалистов 18 века по поводу «освобождения человека от Бога», очень скоро привел «свободное человечество» не к действительному атеизму, предполагающему очень высокий уровень развития этой личности, не к агностицизму, предполагающему столь же высокий интеллектуальный уровень этой же личности, а всего лишь к примитивному нигилизму, повергнувшему в отчаяние и ожесточение людей слабых и скудоумных. Следует, впрочем, отметить, что этот же нигилизм заставил людей разумных обратиться к поискам ответов на вопросы, с особой четкостью поставленные в русской литературе второй половины прошлого века (Цитата взята из сборника 2000 года, следовательно, речь идет о 19 веке): что я  есмь? Зачем живу? Для чего появился на свет? Почему должен страдать? Зачем следует соблюдать заповеди, если жизнь дается один только раз, а потом – «лопух вырастет»? (Никитин А.Л. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской России. Исследования и материалы. М., Аграф, 2000. – с. 12).

Воспитанный на русской культуре XIX века, Кропоткин не мог обойти стороной проблему нравственного совершенства и христианства как её составляющей. Научный склад его характера требовал не простого отрицания религии, а теоретического обоснованного атеистического выбора. Христианство определяло свою позицию по всем мировоззренческим вопросам, и уже поэтому свободолюбие мыслителя требовало научного анализа христианской догматики, философского исследования теологического обоснования того или иного догматического положения религии.

В–третьих, большую роль в формировании отношения Кропоткина к религии сыграло и учение Бакунина, сравнившего религию и с зеркалом, но «неверным», и с миражом, в котором изображение увеличено и опрокинуто. К Богу, по его мнению, человек приходит потому, что испытывает «материальные страдания», тяжкие притеснения «всякого рода», на которые он обречен экономическим устройством общества, а изменить существующий порядок может только социальная революция. (Цит.: Сухов, стр. 107). Религия, согласно Бакунину, есть всегда иерархичная структура, подавляющая творческое, бунтарское начало в человеке, лишающая его всяческой свободы.

Именно эти три важнейших фактора сформировали взгляды Петра Алексеевича на религию. Он не был согласен с частью тех революционеров, которые считали, что для успешной революционной пропаганды и сближения с народом нужно умело сочетать идеи социальной справедливости с христианством. «Не могу я говорить «от евангелия», когда оно для меня такая же книга, как и всякая другая. Ведь для успеха религиозной пропаганды нужна вера, а не могу же я верить в божественность Христа и в веления божии». (Кропоткин П.А. Записки революционера. С. 279.)

А в вопросах поиска социальной справедливости он обращался к религии. Анализируя народные движения в Англии, Франции, Чехии, Швеции, Нидерландах, Швейцарии, он приходит к выводу, что происходили они под знаком не только против феодальных баронов, но и во имя заветов первоначального христианства. «Религиозные формулы», которые использовались этими и другими, подобными им, движениями, были обусловлены исторически, составляли «неизбежную дань тому времени». (Кропоткин П.А. Хлеб и Воля. Современная наука и анархия. С. 430).

Изучая религию, он терпимо относился к различным формам проявления религиозности, тем самым отличаясь от нетерпимого отношения других идеологов современного ему революционного движения. Его отношение к Богу как главному образу христианской религии, чьи деяния направлены на благо паствы, он не отрицал, а вот «идею Бога, злого, корыстолюбивого и мстительного, как и его служители на земле,  (Кропоткин П. Анархия, ее философия, ее идеал. С. 177)  он критически отвергал. Также он считал, что преклонение перед воображаемыми существами, которые вызваны страхом и невежеством, ведет к умственному застою, к падению нравственности в обществе, и это тормозит прогресс. В этом процессе огромную негативную роль, по его мнению, играет церковь. «Церковь имеет своей целью удержать народ в умственном рабстве. Цель государства – держать его… в экономическом рабстве». (Там же, стр. 177).

И все – таки, несмотря на, казалось бы, столь критические высказывания в адрес церкви в последние годы Кропоткин снова обращается к религии в своей итоговой большой работе, задуманной еще в годы эмигрантской жизни, — «Этике», которую по праву называют его «лебединой песнью». «Я взялся за этику, потому что считаю эту работу безусловно необходимой,» — писал он в письме другу А. Атабекяну (Цит.: Маркин В.А. Неизвестный Кропоткин. М, «Олма–Пресс» 2002. – С 378). Это должна была быть, по его мнению, не революционная, а просто человеческая, необходимая всем людям этика. И в работе над ней Петр Алексеевич снова обратился к религии.

Анархисты отрицают любую власть, в том числе и власть Бога над людьми, и человеку становится не нужен внешний Учитель. В христианстве учение о нравственности и его связи с управлением людьми было сформулировано в хрестоматийном высказывании «Кесарю – кесарево, Богу –  Божье»  (Евангелии от Матфея (гл. 22, ст. 15—21). В годы Советской власти гарантом нравственности служило само государство. В наше время  государство озабочено нравственным состоянием общества, и именно религии необходимо возрождать духовные скрепы. По мнению Кропоткина не государство должно формировать отношения людей, а именно нравственность станет главной управляющей силой. Нравственность необходима людям, потому что она ограничивает бунтарское разрушительное начало в человеке. То есть, образно говоря, я, как представитель общества должен быть настолько нравственно совершенен, и свои отношения с другими такими же нравственно совершенными представителями общества строить на основе равноправия, справедливости и взаимопомощи. А если так будет, то зачем нам, нравственно совершенным людям, кто – то, кто будет управлять нами? Государство или Бог?

Здесь надо помнить о том, что говоря об отрицании религии, многие пытались отделить Бога от Христа, тем самым отрицалось само существование Христа. Мы можем найти в работах Кропоткина сомнения в божественном или человеческом происхождении Христа, неприятие церкви как института формирования мировоззрения людей, существовании Бога в том смысле, как его нужно понимать по Писанию, и т.п. Но Кропоткин не отрицает факта человеческого происхождения Христа. И вот понять, что собою представляли эти попытки, можно на следующем примере.

Герои романа  М. Булгакова «Мастер и Маргарита» Михаил Берлиоз и Иван Бездомный на Патриарших прудах завели разговор о новой поэме последнего на антирелигиозную тему, где он очертил «главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками» (Булгаков М. Мастер и Маргарита. Грозный, Чечено – Ингушское книжное издательство, 1988. – С. 232). Но при этом Иван Бездомный изобразил Иисуса совершенно как живого, хотя и не привлекающего к себе персонажа. «Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса – то этого как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф». (Булгаков. С. 232).

Кропоткину, конечно же, ближе взгляды Ивана Бездомного, нежели Берлиоза, который отрицает и божественную и человеческую сущность Христа. Бездомный  не отрицает человеческую природу Христа,  видит в нем, в его поступках, его жертвенности высокий идеал нравственности и берет его на вооружение. Такой же высокий идеал нравственности видит он и в буддизме. «Главное отличие христианства и буддизма от предшествовавших им религий было в том, что вместо жестоких, мстительных богов, велениям которых должны были покоряться люди, эти две религии выдвинули – в пример людям, а не в устрашение – идеального богочеловека, причем в христианстве любовь божественного учителя к людям – ко всем людям без различия племен и состояний, а особенно к низшим,- дошла до самого высокого подвига, до смерти на кресте, ради спасения человечества от власти Зла. Вместо страха перед мстительным Иеговой или перед богами, олицетворяющими злые силы природы, проповедовалась любовь к жертве насилия, и нравственным учителем в христианстве было не мстительное божество, не жрец, не человек духовной касты и даже не мыслитель из числа мудрецов, а человек из народа. … Другой основной чертой христианства, которая составила главным образом его могущество, было то, что оно выставило руководящей нитью в жизни человека не личное его счастье, а счастье общества, и, следовательно, идеал – идеал общественный, за который человек способен был отдать свою жизнь». (Кропоткин П.А. Этика. М, Издательство политической литературы, 1991. – С. 105).

Интересно обратить внимание на некое равенство буддизма и христианства. И это закономерно. Обе религии опираются на высокую нравственность людей.  В буддизме от этого станет мир совершенным, человек познает в нем высшее счастье и покинет его, чтобы прийти в мир в новом образе. В христианстве только при нравственном совершенстве человека возможно обретение им Царства небесного. Кроме того Будда и Христос близки друг другу, но у Будды нет божественного происхождения. Следовательно, если у Христа убрать божественное происхождение он станет равен Будде.

Таким образом, Кропоткин не отрицал Христа как историческую личность, но он не сомневался в том, что последователи его учения, начиная со времен апостольских, стали смягчать в проповедях новой веры, а потом и вовсе забывать или искажать основы христианства.

Возвратившись из эмиграции и познакомившись с теми людьми, которые пропагандировали идеи, которым Кропоткин посвятил жизнь, он понял, что до нравственного совершенства этим людям еще очень далеко. Именно это стало одной из причин определить  для анархического учения нравственное начало, которое преобразит не только отдельного человека, но и общество в целом.

Лучше чем кто бы то ни было понял сущность нравственных поисков Петра Алексеевича Кропоткина английский писатель Оскар Уайльд, сказавший о нем: «Человек с душой того прекрасного Христа, который, кажется, идет из России», а в 1888 году написавший сказку «Счастливый принц», сравнив Кропоткина со счастливым принцем.

Когда принц был жив, ему казалось, что он счастлив, богат, любим всеми. Когда его в образе золотой статуи воздвигли над городом, он вдруг увидел, как несовершенен этот мир, как много в нем бед, страданий, несправедливости. Маленькая ласточка, случайно оказавшаяся у статуи, выполнила ее просьбу, отнеся рубин из эфеса шпаги умирающему малышу. Когда она отнесла камни из глаз статуи бедному драматургу и маленькой нищенке, продающей спички, и поняла, что не сможет оставить слепого принца. К наступлению холодов она раздала нуждающимся все позолоченные листики, которыми была покрыта статуя, а потом замерзла и упала мертвой к ногам принца, а у него, потерявшего всю свою красоту и величие, разорвалось оловянное сердце. Пришедшие наутро люди обнаружили облезлую статую и мертвую птицу и решили уничтожить их. Что и было сделано. Но тогда Господь попросил ангела принести самое ценное, что есть в этом городе. И принес Ему ангел оловянное сердце и мертвую птицу.

«Справедливо ты выбрал, — сказал Господь. — Ибо в Моих райских садах эта малая пташка будет теперь во веки веков, а в Моем золотом чертоге Счастливый Принц будет воздавать Мне хвалу». Высочайшее проявление нравственности в поступках героев сказки снискали им высшую христианскую награду.

Понимание Кропоткиным христианства привело его к выводу «о закономерности возникновения в рамках религии новых форм моральных отношений, соответствующих общему нравственному прогрессу человечества. Иисус Христос, полагает Кропоткин, уловил умонастроения в обществе и создал отвечавшую потребностям времени нравственно-философскую систему, позволявшую качественно преобразовать человеческую мораль. В свете этой общеисторической необходимости христианство рассматривается как закономерный этап развития человеческого сознания. Люди, – пытается объяснить Кропоткин закономерность, (а, может быть, точнее будет сказать — правомерность?) возникновения новой морали, – были ещё неспособны воспринимать научные истины, поэтому Христос изложил свои идеи в доступной для человека той эпохи форме. В этом, согласно Кропоткину, состоит главная заслуга христианства». (Н. Герасимов. Гуманизм Петра Кропоткина и христианская этика. м(http://razumru.ru/humanism/journal/51/gerasimov.htm).

Завершая свой жизненный путь лучшей философской работой, Петр Алексеевич считал, что необходимо взять всё самое лучшее из различных религиозных систем и интегрировать их в будущую науку о нравственности, которая достигнет небывалых высот только в тесной связи научного мировоззрения и естественнонаучного обоснования.

Когда-то христианство возникло как мечта людей о  торжестве справедливости и равенства в мире, люди грезили о приходе новой, незнакомой, но обязательно справедливой жизни, молились о ней. Петр Алексеевич Кропоткин считал, что эта мечта не умерла, она способна реализоваться, но обязательно при участии единого человеческого сообщества, и верил в будущее человечества, которое будет устроено на принципах братства, равенства, взаимопомощи и справедливости.